Литературный конкурс. Деревянная рука

Шёл второй курс. Всей редакцией многотиражки мы, близкие друзья, отправились в мастерскую к одному скульптору, которого обнаружил Борис Паласьянц. Он был у нас вроде как поэт. Учился на факультете «П» (забегая значительно вперед, могу сказать, что он стал главным инженером ТАСС и, к сожалению, безвременно ушёл из жизни).

Помимо Борьки, был Марк Шпильберг, который потом стал корреспондентом «Юности» (сгорел в «Астории»), Андрей Игнатьев сейчас известный учёный в области неформальных молодёжных движений и новых религий, Женька Кац — наша кинохроника, Сашка Радов, ну и ваш покорный слуга.

Вся эта компания, скинувшись на коньяк (не помню: сколько бутылок) — не с пустыми же руками идти — отправилась в мастерскую к скульптору Дмитрию Филипповичу Цаплину. Его мастерская располагалась с обратной стороны Никольской улицы во дворах. Там когда-то были торговые склады. Один из них и был его мастерской. На зелёных воротах с дверью размашисто было написано «Мастерская — Цаплин Д.Ф».

Он нас уже нас ждал. Скульптор вообще любил общаться с молодежью, а нам было интересно познакомиться с такой известной творческой личностью, чьи работы наряду с работами Коненкова выставлялись и хранились в Париже.

Пришли, выложили на стол бутылки, закуску, познакомились, типа — Боря, Саша, Андрей и так все, кто пришёл. Разлили по рюмкам, выпили за знакомство, пожевали лимончик, и пошла какая-то беседа.

Скульптор рассказал нам, как с последней выставки МОСХА забрал свою скульптуру «Красноармеец», которую поставили без постамента прямо на пол. А когда он возмутился, то в Союзе ему сказали: «Какие пустяки». Тогда он оставил им свой членский билет и хлопнул дверью.

Все разделили возмущение автора, и по этому поводу хлопнули ещё по одной. Потом пошли смотреть скульптуру. Она была из дерева метра два с половиной. Боец с винтовкой. Довольно своеобразной резьбы. Не знаю, какое дерево было использовано для её создания, но было ощущение, что скульптура создана из красного дерева.

Может, цвет был производным от лака, но рождалось ощущение накала естества.

Фигура стояла без постамента прямо на бетонном полу. У всех возникло желание её поднять и поставить повыше, чтобы боец мог видеть врага издалека. (Не знаю, где сейчас эта скульптура. В Третьяковской галерее я её не вижу). Поглядев ещё ряд работ, отправились к столу, где налили ещё и выпили за творческие успехи.

Удивило, что такой мастер — с мировым именем — работает в таких «условиях».

Уж не помню сейчас, кто, возьми да вякни, что «Сашка режет по дереву и мечтал познакомиться со скульптором, чтобы поучиться».

На что Цаплин сказал:

— Дерево дереву рознь. Одно дело миниатюра — у нас это называют мелкая пластика: медвежонка, или там ложки из липы резать, а другое — того же медвежонка из дубового пня в натуральный размер.

Инструмент вроде похож — всё те же стамески: только в одном случае — это мелочь едва в руку возьмёшь, а в другом — без топора и молотка для стамески ничего не сделаешь. Вроде там пластика и здесь, а габариты свою коррекцию делают. Однако прежде, чем за стамески возьмёшься, топором так намашешься, — «семь потов сойдёт». И мне:

— Ты, парень, топор-то в руках держать умеешь?

Отвечаю:

— Да, доводилось.

— Ну, вот сейчас и посмотрим, стоит на тебя время тратить? Годишься или нет? Вон топор в углу, вон бревно. Видишь, разметка красным мелом. Бери топор и из бревна (метра два с половиной длиной и диаметр приличный) руби руку.

(Врать не буду — показалось обидным, что он со мной так. Сказал бы рисунки принести, может быть, поделки из дерева. А тут ничего его не интересует, кроме моих плотницких навыков. Однако терплю. Интересно, что дальше будет?)

Эти типы, с которыми вместе пришёл, сидят — коньячок разливают, колбаской с сырком закусывают и беседу со скульптором о том о сём ведут.

— А там непонятно как — рука в кулак или пальцы вытянуты?

— Да ты, шутник, ещё первой стружки не снял, а уже про пальцы спрашиваешь. Однако если это так для тебя важно: вытянуты, и большой палец подогнут. Работа простая, давай руби вчерне. Испортить сложно — бревно толстое. Ко мне здесь иногда мужики из деревни приезжают, запросто с такой работой управляются.

Эти типы, с которыми вместе пришёл, сидят — коньячок разливают, колбаской с сырком закусывают и беседу со скульптором о том о сём ведут.

Я топор в руки взял — смотрю… Уж и не знаю, что им Дмитрий Филиппович перед этим рубил — наверное, булыжники. В общем, не топор это, а железяка зазубренная. А топорище все исцарапанное и болтается — того гляди из железа выскочит. Клина нет — давно выпал.

(Про себя думаю: «Насчёт мужиков загнул Дмитрий Филиппович. Ни один уважающий себя мастер таким инструментом работать не будет»)

Вслух говорю:

— Этим топором работать нельзя, им только убиться можно. Топор с топорища соскочит, ну, хорошо мне, безвестному, в лоб попадет, а то может и такому уважаемому человеку, как Вы, влететь.

В ответ:

— А ты что, не знаешь, что с топором мастера делают?

— А где у вас точило или брусок?

— Ищи.

И оправился я по этой мастерской. Вижу — сатир какой-то стоит; рыба лежит в углу; девушка из дерева, но без весла; лев, рубленный из камня; у стены стоят бюсты В.И. Ленина разного размера, и так чередуются разные образы — камень-дерево, дерево-камень.

В конце концов, нашел я и нож, и точило, и привел топор в порядок. А эти типы все продолжают коньячок потреблять и «расспросы расспрашивать».

Я же руку рубить стал. Тут горючее кончилось, и компания решила разойтись до другого раза.

Подошел ко мне хмельной Дмитрий Филиппович, хлопнул по плечу:

— А ты ничего, парень. Это я тебе специально такую дрянь сунул. Чтобы посмотреть, что делать будешь? Ты — нормальный малый, а не так себе, «брюки с пиджаком».

Я к этому времени уже часа три как без пиджака был и вообще разогрелся. А у маэстро вообще весьма прохладно было. Полуподвал сам за себя говорит, да ещё ворота с дверью — «сквознячок заказан».

Я к этому времени уже часа три как без пиджака был и вообще разогрелся. А у маэстро вообще весьма прохладно было.

— Приходи ещё, можно без них.

И он махнул рукой в сторону моих друзей — балабоны.

Договорились мы с ним, когда снова приду. Пришел — опять топор тупой. Видно, забыл, что уже меня проверял. А к этому он мне еще и стамесок всяких подкинул. Полдня точил — привел инструмент в порядок. Он мне не мешал, а когда наточил, сказал:

— Спасибо. Теперь я поработаю. А ты давай руку свою продолжай.

Стал я рукой заниматься. Бревно постепенно стало действительно на руку походить. Тут я ему говорю:

— Уважаемый Дмитрий Филиппович. На мой взгляд, заготовка готова. Больше здесь топором делать нечего.

— Да, с таким топором, конечно. Вон — маленький возьми. Я его сам точил, можешь оценить.

Взял я маленький топорик. Действительно острый. (Я-то инструмент не хуже точу.) Начал заготовку подстругивать. Так тихонечко её до ума и довёл. Тут он мне и говорит:

— Вижу я, парень, дерево ты любишь, и оно тебя тоже. Приходи в следующий раз, дальше руку работать будешь.

— А что же работать, коли там уж и работать почти нечего.

— А в следующий раз стамеска будет с молоточком.

Договорились. Приезжаю…

Поставили мы руку на козлы.

— А что же, мы теперь пилить будем?

— Да нет, тут её поворачивать легче. Ну вот, стамеску берёшь и начинаешь доводить руку до ума.

— Это как?

— Ну, рука-то правая. На свою посмотри — видишь мускулатура, связки, рельеф. А у тебя на бревне? — ничего нет. Понял?

— Понял (конечно, давно всё понял, но надо же уважаемому человеку потрафить).

Взял стамеску полукруглую и пошёл руку до ума доводить.

Потом плоскую стамеску, с тем, чтобы следы от полукруглой убрать. И так хорошо получается: вроде и бицепс, и ниже локтя годится. И сама кисть с изгибом, и пальцы уже на пальцы начинают походить.

Дмитрий Филиппович занимается где-то своими делами, молоточком постукивает, но только по камню, и время от времени ко мне подходит, смотрит, как у меня дела идут.

Тут и опять время вышло. Он мне и говорит:

— Приходи, Саня, ещё раз. Будешь теперь смотреть, как ту заготовку, над которой ты все время трудился, я буду заканчивать и на место прилаживать.

Опять договорились. Должен был я к нему прийти во вторник, решил лекции прогулять. Да не случилось… Надавали кучу заданий в институте — только успевай «поворачиваться». Позвонил маэстро по телефону и говорю:

— Дмитрий Филиппович, не могу прийти, занятия всякие у меня. А то всё запущу — из института выгонят.

Он и говорит:

— Что ж ты так? Надо выбирать, кем будешь — скульптором или инженером. Я вон сколько времени на тебя убил… Смотрю, вроде толк получается. Решил тебе что-то посерьёзнее доверить, а ты мне про занятия. Расстроил… У меня на тебя уже и расчёты появились…

Ещё раза три-четыре я звонил ему. Институт не давал с ним никак заниматься. На какой-то раз он мне говорит:

— Что звонишь, когда не можешь? Вот когда сможешь, тогда и приходи.

Когда собрался, то Дмитрия Филипповича уже и на свете не было.

Я к нему теперь в Третьяковку хожу. Правда, из того, что в мастерской у него видел — хорошо, если третья часть осталась.

Read Full Article